Есть фильмы, которые можно рассматривать как визитную карточку нации. Вот такой энциклопедией жизни туркмен является картина Ходжакули Нарлиева «Невестка» (1972), В фильме показана обычная жизнь чабанов — старика и невестки, живущих в пустыне, но их образ жизни в традиционной среде передан с таким проникновением и глубиной, в таком завораживающем ритме, что невозможно оторваться от экрана. А минимализм диалогов и действия создают ощущение документальной правды.
Такую картину, наверное, мог снять только X. Нарлиев, режиссер, который по первой профессии был оператором, В качестве оператора-постановщика он вместе с режиссером Болатом Мансуровым снял фильм «Состязание» (1964), с которого и начинается история национального туркменского кино. «Невестка» (1972) практически его режиссерский дебют, принесший ему настоящее народное и международное признание.
В фильме есть все атрибуты традиционного уклада жизни туркмен. Вот сцена, как старик и невестка поят из колодца стадо овец; эпизод ухаживания за только что народившимися ягнятами. Далее мы наблюдаем за тем, как они занимаются своими нехитрыми делами по дому: засушивают на зиму дыни и арбузы, и даже показана сцена закапывания старика в горячий песок в целях лечения ревматизма. Казалось бы, это туркменская этнография, да и только. На самом деле это не так — в ней через показ традиционного уклада жизни туркмен представлены основные этнокультурные коды нации. Начиная от неразрывной связи с природой и умения выживать в пустыне, заканчивая характером взаимоотношений в семье.
В основу сюжета положен подлинный факт, свидетелем которого был автор фильма. На том же разъезде, где он провел детство, жили двое — старый чабан и его невестка. Ее муж, сын старика, погиб на фронте. Но она не верила в его гибель и ждала. Вот такая простая, но, по сути своей, трагичная история рассказывается в фильме.
Кажется, что в фильме всего два главных героя — старик Анна-ага и его невестка Огулькеик, на самом же деле главных героев четверо. Почти все время в воспоминаниях или в видениях Огулькеик присутствует ее муж Мурад: в чашку чая попала длинная чаинка — значит, ожидается гость издалека, и она тут же бежит на холм посмотреть — не видно ли машины, направляющейся в сторону их юрты. Слышен гул самолета, и она с надеждой смотрит в небо — не летит ли ее Мурад домой? Ее видения, мечты и грезы бесконечны — они цветные, красочные и веселые, когда она представляет себе его возвращение. Воспоминания же ее мрачные и черно-белые, когда она вспоминает прощание с ним или эпизоды, связанные с тяжелой работой.
Итальянский кинокритик Винченцо Буньо назвал свою статью о фильме «Невестка» «Миражи и депрессия» (каталог фестиваля «Альпе Адриа Синема -2004», стр.159): «Огулькеик проживает жизнь в нескольких измерениях. С одной стороны, она живет в изолированном месте в пустыне, в котором присутствуют топько старик и редкие визитеры. С другой стороны, ее жизнь — это бесконечное ожидание мужа, который, возможно, умер. Молодая женщина живет в мире призраков, настоящих миражей, в которых ее муж бесконечно появляется и все время присутствует, материализовавшись в ее фантазиях. Мы можем сказать, что протагонист, возможно, живет в состоянии патологической депрессии. Она все время спасается бегством в фантастический мир, из которого она то ли не может, то ли не хочет выходить».
С В. Буньо можно не соглашаться только в жесткости поставленного диагноза, но, по сути, он прав: в фильме в скрытой форме выражен протест против войны, против советской системы, оставившей невестку без мужа, род без продолжения. Счастливое бытие традиционной жизни полной семьей осталось где-то за пределами этого времени и только в фантазиях и мечтаниях героини.
Выразителен эпизод, когда Анна-ага привозит из районного центра Огулькеик орден за двойной приплод ягнят, и она бежит в юрту, достает зеркало и начинает этот орден примерять. Она примеряет его то к себе, то к фотографии Мурада. Сам по себе этот орден ей не нужен, он — как ненужная игрушка. Но цена этого ордена показана в другой сцене, когда с маленьких каракулевых ягнят сдирают шкурки. Этот эпизод из профессионального быта овцеводов в картине превращается в страшный символ тоталитарной эпохи. Огулькеик привыкла выбегать из юрты на звук самолета. Выбежав в очередной раз, она не увидела самолета, но поняла, что привычный звук идет от только что установленной ветряной мельницы. Вот так, вместо жизней — орден, вместо мужа — ветряные мельницы,
У Огулькеик сильно развито материнское чувство: она и ягнят выращивала, как детей, и за сыном родственницы присматривала, как за родным. Но что ей не дано — так это стать матерью. Мужа отняла война. И мечта эта — спеть песню у колыбели младенца — вынесена в кульминацию фильма. Четвертый герой фильма — всегда ожидаемый ребенок — так и не появится.
Почти во всех ключевых, значимых фильмах Центральной Азии 60-70-х годов присутствует тема неполной/неполноценной семьи, Сильные герои-мужчины могли быть только носителями советской идеологии, и не оставалось места национальным характерам. Поэтому лучшие из них полегли на поле брани, как правило, во время Великой Отечественной войны, и «героями» становились дети и подростки. Взрослые герои-мужчины могли появляться сугубо в историко-эпи-ческих фильмах.
Не потому ли основная нагрузка легла на образы матерей, которые стали воплощением образа Родины? Майя-Гюзель Аймедова, выдающаяся туркменская актриса, сыграла целую плеяду материнских образов: начиная от «Невестки», где она мечтает стать матерью, заканчивая ролью матери матерей в фильме «Манкурт» (1991). И везде прочитывается драматизм ситуации: не может стать матерью из-за того, что любимого унесла война или не может быть матерью из-за того, что враги превратили сына в манкурта.