Казахский фольклор является частью общечеловеческой культуры и имеет не только национальный, но и интернациональный характер. В нем, наряду с сугубо казахскими, можно встретить немало сюжетов, мотивов и персонажей, общих для устного творчества многих народов, в том числе и иранского, Общность эта обусловлена разными причинами. Одна из них — типологическая. «При сходстве или единстве бытовых или психологических условий на первых стадиях человеческого развития» некоторые мотивы и сюжеты «могли создаваться самостоятельно и вместе с тем представлять сходные черты» {А. Веселовский). Второй причиной является генетическая близость народов Центральной Азии, в их числе иранцев и казахов, близость их границ, а также их близость в хозяйственно-бытовой деятельности, культуре и религии. Следующий фактор, придавший казахскому фольклору интернациональную окраску, — это многовековой контакт казахов с родственными соседями и народами Ближнего, Среднего и Дальнего Востока, приведший к взаимному культурному обогащению и обмену духовными ценностями, Эта связь имеет длительную историю. Поэтому вполне естественно, что в казахских аулах рассказывались различные повествования и притчи из древних сборников — «Панчатантра», «Калила-Димна», «Тоты-наме», «Тысяча и одна ночь», «Двадцать пять рассказов Веталы».
Особенно много сюжетов и образов проникали в казахский фольклор из устного творчества народов Ирана и Индии. Персидские средневековые дастаны и отдельные классические произведения Фирдоуси, Низами, Навои и Джами перепевались казахскими сказителями, и они составляли своеобразную часть духовной культуры нации. Эти произведения настолько широко вошли в фольклорную традицию, что казахи, рассказывая и слушая их, нисколько не подозревали об их чужеземном происхождении. Пришлые сказания и притчи частью подвергались изменениям в сюжетном отношении, частью — в образном, а частью — в идейно-содержательном плане. Приведем примеры.
В казахском сказочном эпосе имеются сюжеты, заимство-^ ванные из сборника «Калила и Димна». Вот сказка из «Калилы и Димны», Называется она «Лев, волк, шакал, верблюд, ворон (галка)». Они дружат и живут вместе. Лев охотой кормит своих друзей. Однажды во время охоты лев ранит себе ногу и лишается возможности охотиться. Друзья его испытывают голод и не знают, что делать. Голодные шакал и ворон хитростью убивают верблюда, и все съедают его.
Эта сказка под названием «Лиса, волк, верблюд, лев» бытовала в казахском фольклоре. Здесь, как видим, число персонажей уменьшено, и шакал заменен лисой, Лиса обманывает доверчивого верблюда и добивается его согласия на то, чтобы другие животные съели его. При этом аргументы лисы исходят из казахского понимания жизни верблюда в зимнюю пору. Она говорит верблюду: зима очень холодная, и ты, верблюд, своим ростом ни в какое жилище не влезешь и погибнешь, замерзши. Чтобы не испытать этого, лучше ты сейчас согласись на съедение тебя.
Или вот другая сказка из того же сборника «Калила и Димна»: лев и шакал — друзья, живут вместе в лесу, Раз во время охоты лев ранится. Раненый, он говорит шакалу, что может вылечиться, съев уши и сердце осла. Шакал приводит осла к льву. Лев набрасывается на осла, но ослу удается спастись. Шакал хитростью снова приводит ослако льву. Лев, быстро расправившись с ослом, говорит другу, что он прежде чем съесть жертву, должен помыться. Затем лев уходит мыться. В это время шакал съедает уши и-сердце осла, и на удивленный вопрос льва отвечает: «Разве вы не знаете, что у осла не бывает ушей и сердца? Если они у него были бы, то разве осел пришел бы к вам во второй раз?!».
Этот сюжет у казахов вплетен в предыдущую сказку: лиса хвалит внутренности убитого верблюда. Лев уходит с внутренностями верблюда, чтобы промыть их водой. Тем временем лиса съедает глаза и мозги верблюда. Вернувшийся лев спрашивает у лисы, где глаза и мозги верблюда. Лиса отвечает ему: «Разве у верблюдов есть мозги? Если они были бы, верблюд ни за что не согласился бы на то, чтобы его съели?!»
Как видим, две сказки сборника «Калила и Димна» у казахов объединены в одну, и некоторые персонажи первоисточника изменены: в персидском тексте жертвой является в одном случае верблюд, в другом — осел. У казахов же в обоих случаях жертвой выступает верблюд. В источнике в роли обманщика видим шакала, в казахском варианте — лису. Изменены их приемы (или способы) обмана, а также съедаемые части жертвы,..
Еще один пример. У казахов есть «Сказка о голубях». Сюжет ее имеется в «Калиле и Димне». Казахская версия сохранила характерное для индийско-персидских аналогов обрамление и ту -же последовательность эпизодов, что была в тексте-источнике, но в то же время ввела дополнительные эпизоды. Можно указать, к примеру, включение в казахский текст самостоятельного сюжета о том, как человек спасает от пожара змею. А спасенная змея вместо того, чтобы благодарить спасителя, угрожает ему.
Конечно, изменения в казахской версии этим не ограничиваются. Она не содержит восточного многословия и философских рассуждений о дружбе и вражде, о добре и зле, о нравственности и т.п. И идея индийско-персидской притчи иная; дружба, основанная на разумности, может сотворить чудо, изменив врожденное чувство. Ведь ворон и крыса — враги от природы. Но вот притча делает их друзьями. А происходит это благодаря тому, что ворон постепенно меняется, как бы «совершенствуясь», отказывается от насилия и становится благородным.
По-другому трактует дружбу вороны и мыши казахский вариант сказки. Она более жизненна и утверждает мысль о том, что природа берет свое и естественное не подвергается изменению. Поэтому ворона съедает мышь. Они от природы враги друг другу и не могут быть друзьями — вот идея казахской версии. Здесь налицо не абстрактно-глубокомысленная философия, а обычная житейская мудрость, основанная на практической жизни.
Только эти три примера из «Калилы и Димны» являются ярким свидетельством того, что Казахстан и Иран имели контакты еще до ислама, и это дает основание предположить, что в этногенезе казахского и иранского народов участвовали родственные племена, жившие еще в доисторическую эпоху на огромной территории от Алтая до Каспия и от Сибири до Иранского нагорья. Следовательно, наличие общности в традиционной культуре казахов и иранцев можно объяснить не только заимствованием, но и генетическим родством этих народов. Не случайно, исследователь истории эпоса народов Средней Азии, Ирана и Азербайджана проф. Х.Г. Короглы писал: «Образы дива, пери, а также аждахи и Симург. …Для западных тюркоязычных народов (азербайджанцев, туркмен, каракалпаков, узбеков, казахов) нельзя считать заимствованными … эти образы никакого отношения к мусульманству не имели и наличие их в эпосе тюркоязычных народов Средней Азии и Азербайджана объясняется генетическим фактором». (X. Короглы, 1983. С.46). (Кстати, мысль X. Короглы подтверждается и языковыми материалами. В лексике казахского языка очень много персидских слов, охватывающих различные сферы жизни казахов). Тем не менее надо сказать, что пока трудно точно установить, какой именно образ является заимствованным и какой — исконный для казахов, Общими для иранцев и казахов являются следующие образы: Ануширван, Аяз, пери, пир, Рустам, райхан, саз, Симург, суфий, Тараз (Талас), Туран, Хумай, Хызыр и другие. Нет сомнения, что часть из них — результат культурного взаимообмена. Так, исторические личности (Ануширован, Аяз), названия городов и стран (Туран, Тараз) проникали из одной культуры в другую. Что же касается древних мифологических и фольклорных персонажей, то они частью заимствовались друг у друга, частью являлись общим наследием. Причем, эти образы у каждого народа имели свои особенности. Скажем, Симург в иранской мифологии является покровительницей дома и семьи богатыря. Она живет в горах Каф и Альбурз (очевидно, Кавказ и Эльбрус). У казахов же Самрук — гигантская птица, которая может летать во всех трех мирах: подземном, земном, небесном. Она имеет две головы: птичью и человеческую, умеет говорить по-человечески и живет с птенцами на космическом дереве (байтерек); помогает герою мифа выбраться из подземного царства…
Или возьмем образ птицы Хумая. Согласно иранской мифологии она — даритель счастья: на кого падает тень ее крыла, тот обретает счастье.
В казахской же мифологии Құмай — гончая собака особой породы, рожденная от брака волшебно-чудесной птицы и гончей собаки. По мифу, Құмай вылупляется из яйца птицы Италаказ (пестрый гусь) и превращается в выносливую и сверхскоростную гончую собаку. Она редко появляется на свет, и тот, кто завладевает ею, становится непревзойденным охотником и богачом.
Точно так же имеет специфику и образ пери. В мифологии Ирана, как известно; пери выступает в роли прекрасной женщины-соблазнительницы.
Казахская мифология, кроме этого, наделяет пери и другими функциями: она может выступать и вредительницей. К тому же у казахов пери делятся на мусульман и кафиров, что еще раз подчеркивает древность этого образа.
Немалую часть казахского фольклорного наследия составляют перепевы и переложения персидских народных дастанов и эпических произведений Фирдоуси, Саади, Джами и других классиков персидской литературы, Например, «Рустем-дастан», «Жемшид», «Искандернама» и другие. При переложении или создании на их основе новых произведений казахские сказители и акыны в большинстве случаев сюжет отставляют без изменений, хотя вносят немало и от казахской фольклорной традиции. Особенно много вводится от героического эпоса, в повествования вплетаются личностные элементы, бытописание. И здесь сказывается жанровый синкретизм казахского фольклора.
Вообще, иранские народные дастаны представлены в казахском репертуаре двумя видами: историко-героическим и авантюрно-приключенческим (рыцарским). Из первой группы более всех известен дастан «Абу Муслим-наме», а из второй группы .— дастан «Кетаб-е Самаке Аййар»,
В то же время надо отметить, что казахские сказители и акыны создавали также свои версии персидских дастанов (напр. «Гулшат-Перизат»). И этот процесс длился вплоть до XX века. Увлечение дастанной традицией было настолько велико, что акыны и сказители превращали в дастаны исконно казахские сказки и легенды. Порою они, подражая классикам, сочиняли собственные оригинальные дастаны на исторические, социальные и любовные темы. Но устная традиция хранения и передачи не сохранила имена многих таких акынов.
Таким образом, краткий обзор показывает, что Казахстан никогда не был в изоляции, а находился в едином мировом культурном процессе и представлял собой одну из своеобразных ветвей древа общечеловеческой цивилизации. Одним из ярких проявлений этого является близость казахского фольклора и иранской мифологии, общность ряда мотивов, сюжетов и персонажей, а также наличие в них эпических произведений с единым содержанием. Древние связи приобретают ныне новое качество, новый смысл и новый уровень. В настоящее время Иран и Казахстан тесно сотрудничают в экономике, торговле и культуре, обоюдно проводят мероприятия, направленные на углубление и расширение как межгосударственных, так и обще гуманитарных отношений. История наших взаимодействий продолжается.
Доклад, сделанный на научной международной
конференций в г. Тегеране. 2001.